Капитан иностранных наемников Жак Маржерет, лично знавший Лжедмитрия, писал о нем в своих воспоминаниях: ««В нем светилось некое величие, которое нельзя выразить словами, и невиданное прежде среди русской знати и еще менее среди людей низкого происхождения, к которым он неизбежно должен был принадлежать, если бы не был сыном Иоанна Васильевича». Значит, и он сомневался в том, что Лжедмитрий был Григорием Отрепьевым.
Позднее, в XIX веке появилась гипотеза, что Лжедмитрий был неосознанным орудием в руках некой боярской группировки (скорее всего – Романовых), которая, подыскав примерно подходящего по возрасту молодого человека, уверила его в том, что он и есть чудом спасшийся от убийц сын Иоанна IV, отправила его в Польшу, после чего тонко рассчитанными маневрами парализовала сопротивление правительственных войск, подготовила москвичей, убила Годунова вместе с женой и сыном, а впоследствии, когда Лжедмитрий начал им мешать, ликвидировала и его. В пользу этой гипотезы свидетельствуют действия предпринятые Лжедмитрием во время царствования – решительно все в них говорит о том, что он собирался править всерьез и долго, что он сам был уверен в своих правах на престол. Даже его фраза «Я вам не Годунов!», выкрикнутая им в запале боя, может означать, что в отличие от невесть откуда появившегося на царстве Годунова уж он-то сам имеет на престол все права, и не собирается отдавать их никому. И даже попав в руки мятежников, он не теряет присутствия духа, не умоляет о милости, а твердо требует, чтобы ему дали возможность обратиться к народу, к матери, и к другим людям, которые могли бы подтвердить его права.
Но, вероятно, теперь уже никто никогда не узнает в точности, как же все было на самом деле.
6. Воцарение Василия Шуйского
Можно предположить, что Шуйский затевал мятеж не только чтобы посчитаться с Лжедмитрием, но и с более далеко идущей целью. «Легко было предвидеть, кто возьмет сию добычу, силою и правом. Смелейший обличитель Самозванца, чудесно спасенный от казни и еще бесстрашный в новом усилии низвергнуть его: виновник, Герой, глава народного восстания, Князь от племени Рюрика, Св. Владимира, Мономаха, Александра Невского; второй Боярин местом в Думе, первый любовию Москвитян и достоинствами личными, Василий Шуйский мог ли еще остаться простым Царедворцем и после такой отваги, с такою знаменитостию, начать новую службу лести пред каким-нибудь новым Годуновым?»[2]. Иначе говоря, он заранее предвидел, что будет наиболее вероятным кандидатом на опустевший престол (как самый знатный, и вообще прославивший себя избавлением страны от самозванца). «Имея силу, имея право, Шуйский употребил и всевозможные хитрости: дал наставления друзьям и приверженникам, что говорить в Синклите и на лобном месте, как действовать и править умами; сам изготовился, и в следующее утро, собрав Думу, произнес, как уверяют, речь весьма умную и лукавую: славил милость Божию к России, возвеличенной самодержцами варяжского племени; славил особенно разум и завоевания Иоанна IV, хотя и жестокого; хвалился своею блестящею службою и важною Государственною опытностию, приобретенною им в сие деятельное Царствование; изобразил слабость Иоаннова наследника, злое властолюбие Годунова, все бедствия его времени и ненависть народную к святоубийце, которая была виною успехов Лжедимитрия и принудила Бояр следовать общему движению»[2]. Немногие голоса, говорившие что надо бы собрать Земский собор, и что нельзя выбирать нового царя одной лишь Боярской думой, быстро и эффективно заставили замолкнуть. 19 мая Василий Шуйский был избран царем.
Василий Шуйский, в чем согласны и Карамзин и Ключевский, был, судя по всему, малоприятной личностью. «Это был пожилой, 54-летний боярин небольшого роста, невзрачный, подслеповатый, человек неглупый, но более хитрый, чем умный, донельзя изолгавшийся и изынтриганившийся, прошедший огонь и воду, видавший и плаху и не попробовавший ее только по милости самозванца, против которого он исподтишка действовал, большой охотник до наушников и сильно побаивавшийся колдунов. Свое царствование он открыл рядом грамот, распубликованных по всему государству, и в каждом из этих манифестов заключалось по меньшей мере по одной лжи. … Тем не менее, воцарение кн. Василия составило эпоху в нашей политической истории. Вступая на престол, он ограничил свою власть, и условия этого ограничения официально изложил в разосланной по областям записи, на которой он целовал крест при воцарении.»[3]