-5-
лопатой не полагалось. В изголовье сажали деревце. При погребении некрещёного на могиле ставился не крест, а столбик, на котором вырезали тамгу – пус – знак семейной собственности. Хоронили, как правило, рядом с умершими родственниками.
Приведя в порядок могилу, на ней устраивали скромную трапезу, оставшуюся еду (хлеб, масло, печенье, яйца) брать домой не разрешалось, её крошили на могилы. Дизайнерские визитки печать дизаи и печать.
Выйдя с кладбища, совершали разнообразные очистительные обряды. Дома передавали привет и пожелания благополучия от покойника. Вечером устраивался поминальный ужин – кисьтон – с приглашением всех, кто приходил на похороны. Прежде чем сесть за стол, молились, обращаясь сначала к ранее умершим с просьбой принять новопредставленного, жить дружно, желали им благополучия на «том свете» и просили их помогать оставшимся в живых. Кончив молитву, стоя отведывали кушанье, откладывая по ложке или по кусочку в тарелку, предназначенную для умершего, которую ставили у печки ( куяськон ). Затем садились за стол, где оставляли место для покойника и клали для него ложку. Веселиться на поминках было не принято. В конце поминального вечера содержимое тарелки покойника выносили собакам. После еды все кости собирали в тарелку или корзину и в полночь назначенные выносили и всё содержимое закапывали в огороде. Остальные в это время читали молитвы. Объяснений этому обычаю наши информаторы не давали.
Поминки в честь покойного устраивались ещё на седьмой или девятый день, на сороковой день и через год. На седьмой или девятый день поминали в кругу семьи, сорочины и годины отмечались с приглашением всех родственников. Для поминок на 40-ю ночь и в годовщину резали барана или овцу в зависимости от пола умершего, которому предназначались приносимые в жертву животные.
В честь умерших устраивались ещё жертвоприношения – йырпыт сётон ( буквально : давание головы и ног).если его посвящали мужчине, варили конские головы и ноги, женщине – коровьи. Приглашали родственников, одной из уважаемых женщин поручали варить конские или коровьи голову и ноги. Мясо съедали, кости ног клали в корзину, в глазницы черепа – деньги. После трапезы всё это с шумом , криками, под звон бубенцов несли за околицу в направлении к кладбищу. Женщину, варившую мясо, везли на санях. За околицей жгли костёр из соломы, туда бросали содержимое корзины, в некоторых деревнях её подвешивали к дереву, изгороди. Обратно шли с пением свадебных песен, дурачились, шумели – чтобы тому, кому посвящался обряд, « жилось» весело.
Умерших родственников поминали в любое воскресенье, когда приготовляли какое-либо праздничное кушанье. В таких случаях сначала молились, поминая умерших родных, потом стоя отведывали его со словами «азяды мед усёз» ( пусть перед вами упадёт) и лишь после этого садились за стол. Все поминки удмуртов, как это не трудно заметить, являются проявлением у них весьма развитого культа предков. Раньше чем через год после похорон не разрешалось устраивать генеральную уборку, когда мыли потолки, стены, утварь. В течении года не полагалось белить печь.
В таком виде предстают, по рассказам наиболее осведомлённых информаторов, обряды связанные со смертью и похоронами. Большая их часть, как видно из изложенного, порождена иллюзорными представлениями о душе, о природе смерти и «потустороннем» мире. В них заметно своеобразное сочетание языческих и христианских верований. Пожалуй больше, чем в любой другой области народной идеологии, они содержат различные представления, основанные на древних поверьях. В то же время и влияние христианства здесь ощущается несколько сильнее, чем в других семейных обрядах. В молитвенных обращениях ко всем умершим представителям рода, в погребении рядом с родственниками можно уловить родовые или же патронимические пережитки.
Состав похоронной обрядности удмуртов отдельных районов довольно единообразен, если не считать траурных песнопений жителей северных районов. Незначительные локальные особенности заключались в местном изменении того или иного элемента общераспространенного обычая.