Введение
Постоянное соперничество честолюбивых политиков служило дрожжами для римской жизни. Но в I веке в их руках оказалось столь сильное оружие, как профессионализирующаяся армия в сочетании с потенциалом провинций, также находившимся в полном распоряжении наместников. И хрупкое равновесие традиционного, всё ещё общинного по характеру строя было необратимо нарушено. Зёрна будущей монархии уже вызревали понемногу в республиканской почве, испытывались разные модели осуществления высших властных полномочий как в Риме, в Италии, так и в провинциях, на суше и море. Позже Августу не придётся ничего специально изобретать: его единовластие сможет рядится в республиканские одежды традиционных магистратур и полномочий столь искусно, что вплоть до наших дней не утихнет спор историков юристов об истинной природе режима принципата.
Тем более в период Республики эта объективная тенденция к установлению монархии была растворена в потоке привычной действительности. Цицерон мог сколько угодно сетовать на упадок нравов и общественные язвы, возмущаться всевластием и произволом триумвиров («трёхголового чудовища»), порой подчиняться их замыслам, даже вопреки собственным принципам, но участие в политической жизни оставалось смыслом его существования как единственно возможный способ служения родине и согражданам. Идеал римского государства не только сохранял свою притягательность и актуальность, но и находил до известной степени опору в реальной жизни. Да, конечно, кризис был на лицо. И в произведениях Цицерона и Саллюстия формулируются теория упадка нравов и необходимость нравственной реформы для восстановления Республики. Порча, искажения могли быть устранены, однако без коренной ломки, без низвержения основ. Именно этого и ждали от Цезаря после его победы в гражданской войне, длившейся четыре года.
Но надеждам не суждено было сбыться. Цезарь не повторил того, что Негода сделал Сулла, - не восстановил Республику и не ушёл от власти. Он поступил совершенно противоположным образом. Увеличил число избираемых магистров, он пополнил сенат (с 600 до 900 человек), однако одновременно ослабив влияние традиционной сенатской олигархии и упрочнив собственные позиции. Выводя новые колонии (в том числе в Коринф и Карфаген) и щедро раздавая провинциалам римское гражданство, проводя реформу муниципального строя и наделяя своих ветеранов землёй, Цезарь более подталкивал процессы, требовавшие новые организации империи, возможной лишь при стабильной власти верховного правителя. А не раздираемого междоусобицами сената в сочетании с интригами честолюбивых полководцев. В этих условиях продление диктаторских полномочий Цезаря было обеспечено, и в 44 году он был провозглашен диктатором навечно.
То, что переход от Республики к Империи был обусловлен превращением Рима в мировую державу, отнюдь не открытие современных историков, рассматривающих этот
процесс как проявление кризиса античной гражданской общины, полиса. Эту взаимосвязь чувствовали и сами древние: подобные рассуждения встречаются у Саллюстия, у Тициата, у других. Правда, они смотрели на это под иным углом зрения. Если мы теперь подчёркиваем непригодность традиционного сенатского республиканского строя для управления огромной державой и соответственно закономерность установления более эффективной монархической императорской власти, то римляне видели, прежде всего, разрушительность «державности» и её последствий для их привычного государственного устройства – республики – как общего достояния граждан.
Римляне гордились своим государством и считали его воплощением идеальной формы правления. Живший в Риме во II веке и входивший в кружок Сципиона Эмилиана греческий историк Полибий и позднее Цицерона видели в Римской республике образец смешанного государственного устройства, сочетающего лучшие черты монархии, аристократии и демократии, но чуждого свойственных им крайностей и опасностей перерождения. Власть консулов напоминала царскую, всевластие сената воплощало аристократическое начало, а в значительной ралли народных собраний нельзя было не заметить демократию. Баланс же всех трёх элементов и создавал уникальность Рима. Именно уверенность в «правильности» организации Республики лежала в основе римского мифа – о богоизбранности римского народа и его великой миссии завоевать мир и править им.